Кажется, что у этого человека все в жизни складывалось играючи, с шутками-прибаутками, легко и непринужденно.  Любого, кто с ним общается, подкупает его искренняя улыбка, доброжелательный взгляд, скорое желание помочь. В свои
89 лет Константин Антонович Майоров чрезвычайно легок на подъем, оптимистичен при решении любых вопросов. Главное в жизни, он считает, - это верить в удачу, не лениться в труде и философски относиться к трудностям. Раз есть черная полоса, то непременно будет в жизни и белая, надо только верно сориентироваться на местности – не ударить в параллель, а пойти поперек черной! Как ему удавалось в голодные довоенные годы в сибирской глуши, в жестокие годы Великой Отечественной войны и в труднейшую послевоенную пору не пасть духом, выстоять, выжить и идти по жизни с улыбкой – загадка. Он объясняет это так: “Русский человек не всегда телом могуч и силен, а вот крепости духа, твердости характера – ему не занимать!”
Мизинчик
- Родился я 14 октября 1925 года в Сибири - в Новосибирской области Тогучинского района в деревне Староготово, - начинает свой рассказ Константин Антонович. - Нас, детей, у папы с мамой было что пальцев на руках, а я, как мизинчик – самый маленький, самый младшенький. Правда, трое ребятишек умерли, осталось нас семеро. Вот все говорят: мол, имя судьбу определяет, что нельзя называть человека именем умершего родственника. А я вам скажу, что ерунда это. Я, к примеру, ношу имя племянника. У сестры моей, что меня на 20 лет старше, сын Костя умер, потом и сестру бог прибрал. А мать моя, видно, несуеверной была, назвала меня Костей. Я, как видите, планирую, как минимум, век прожить.
До войны Майоровы жили бедно, сильно голодали. Хорошо, что в Сибири растет трава – саранки, пучки, конский щавель, лебеда, крапива. Траву-то они и ели, молока-хлеба и по праздникам не видели, ведь в 30-е годы раскулачили все хозяйства, у всех живность отбирали.
В школу Костя пошел в 1932 году – в деревне была четырехлетка. Но гранит науки грыз недолго - в 1933-м грянул страшенный голод.
- Беднота была ужасная - ни обуть, ни одеть нечего. Залезешь на печку и сидишь, - вспоминает ветеран. - Год сижу, два сижу, а время-то идет. Мама, Мария Артемовна,  бывало, всплеснет руками: “Нам Костьку край учить надо! Мальчишка-то смышленый растет!”
Во второй класс мальчишка пошел с большим опозданием, будучи старше одноклассников на три года. По окончании деревенской школы  учеба его вновь застопорилась.
- А дело было так. Мамина бездетная сестра, жившая в г. Ленинск-Кузнецкий, в нас, племянниках, души не чаяла. Как-то купила она мне в подарок калоши, сделала стеганые бурки. Я в этих бурках франтом начал ходить в пятый класс, что в деревне Тайлы, в семи километрах от дома. Но я потерял галошу в снегу, на том вся моя учеба и закончилась!
Когда мне исполнилось 15 лет, мы с братом старшим (он 1919 года рождения, инвалид – в 20-м году у него после тифа глаза с орбит сошли) решили поехать к нашим замужним сестрам, жившим в Средней Азии. Рассчитывали там зацепиться за жизнь. Шел 1941-й год. Пожили мы в г. Каттакургане, что под Самаркандом, меньше месяца, как началась война.
Но, несмотря на такие известия, Костя поступил в ФЗО. Полгода осваивал строительные специальности. Потом молодую рабочую силу отправили на работу в Магнитогорск. Там был металлургический комбинат, шел набор трудящихся. А где селить народ?
- Вот мы, строители, и пригодились. Голодно было очень, тяжело, - вздыхает Константин Антонович. - Но мы не роптали…
Пыли, пехота!
В январе 1943-го Константина Майорова, которому еще не исполнилось полных 18-ти лет, призвали в армию.
- Я попал в пехоту стрелком. На каждое отделение был положен на вооружение один пулемет Дегтярева. А кому его дашь-то? Выстроились мы, гроза фашистов, в каждом не более 40 кг веса, а пулемет-то тянет на восемь кило, - глаза нашего собеседника заблестели. - В 80-е годы я как-то встретил в Новосибирске своего сослуживца по фамилии Слепичко. Вспоминали тогда: я был щупленький, маленький, а он худенький да высокий. Нам, махоньким, карабины выдали, а ему, длинненькому, – пулемет. Стрелять нас обучали месяцев шесть.
Первый бой? Да разве ж его может забыть хоть один солдат, хоть и вспоминать наверняка не хочется…
- Я, признаться, отважным никогда не был, как и все, боялся, - тихо говорит Константин Антонович. - Это только глупый пули не боится, жизни не ценит. Зато я был очень дисциплинированным и исполнительным, а это в солдатах очень ценили. Ничейная полоса (она разной ширины бывает – иногда можно гранату закинуть на вражью сторону запросто, а бывает и до километра расстояние). Протягивали обычно там телефонный кабель. На нейтральную полосу, как правило, офицеров посылали. Но и мне доводилось бывать на боевом охранении. Проинструктируют, что опасно, что могут в плен утащить, – и вперед, с богом. Как-то немцы поползли к нам, а мы заметили, передали своим, фашистов встретили во всей готовности. Меня за это медалью “За отвагу” наградили…
О службе в пехоте много книг написано, а вот всей тяжести, наверное, все равно передать не смогли авторы. Да и как передашь, если не знаешь, как ноги гудят и распухают от 50-километровых марш-бросков, если уже не чувствуешь от усталости ни жару, ни холод, если каждый день, каждый час, каждую минуту ты боишься пуль и снарядов, градом сыплющихся на пехотинцев?
- Особенно тяжело после ранения, - говорит Константин Антонович. - Меня ранило в голову. Это случилось в 1943 году, когда Курская дуга была позади. Лечился в приармейском госпитале.  А потом снова попал в действующую армию. Насмотревшись на раненых в лазарете, я, помнится,  потом сильно боялся, чтобы в живот не ранило. И ведь бывает же такое: чего больше всего опасаешься, то и случается. В 1944 году только мы зашли на территорию Польши, как я получил осколочно-касательное ранение передней брюшной стенки. Располосовало живот сантиметров на 14. Но,
к счастью, внутренние органы не задело. Но сразу-то и не поймешь, что не смертельно, - резануло, как ножом. А как увидел кровавый пузырь, так душа в пятки ушла. Попал я в госпиталь, что находился в Седлецах (город в Польше). Потом нас привезли в Брест в 282-й эвакогоспиталь, где я пролежал более ста дней.
Боевая машина
Майорова послали учиться на сержантские курсы при штабе армии. По окончании всем присвоили звание ефрейторов и отправили на фронт. Константин попал в Первую танковую армию в минометную роту. Направили на балтийский прорыв отсекать Восточную Пруссию от Германии.
- Пехота и танковая рота – небо и земля, - смеется Константин Антонович. - Тут я бояться вовсе перестал. А что, идти пешком не надо, толкать технику не надо! Едешь, как на печке, – тепло! Командиры взводов с нами в атаки ходили.
Он хорошо помнит Висло-Одерскую операцию, как прорвали оборону фашистов.
- А противовоздушного пулемета, зениток у нас нет. Штурмовики летают прямо над башнями танков наших. В лицо видишь летчиков. У нас командира орудия убило. Спрашивают: “Кто был заряжающим?” А я в сорокопятке был. Там снаряд 4,5 кг весит, а тут все 16! К тому же его надо толкнуть так, чтобы лапки трактора сработали. А на это нужна сила! А какая у нас, 19-летних щуплых парнишек, сила? Тем не менее справлялись, - рассказывает ветеран. - Немецкий “тигр” бил по нашим танкам. Мы зашли с тыла и расстреляли фашистский танк. Командир бригады Хусаковский, дважды Герой Советского Союза, по рации передал приказ: экипажу - механику-водителю, командиру орудия, командиру танка – орден Отечественной войны, а стрелку-радисту и заряжающему – по ордену Красной Звезды.
А еще Константин Антонович очень живописно рассказывает, как в самом конце Второй мировой войны происходил штурм Зееловских высот - гряды холмов, расположенных в 50-60 км восточнее Берлина. Это глубоко эшелонированная оборона войск фашистской Германии. Они являлись военным укреплением, строившимся почти два года. Фашистское командование создало здесь вторую полосу обороны, состоящую из траншей, окопов для противотанковых средств и артиллерии, большого количества дзотов и пулеметных площадок, а также противопехотных заграждений. Кроме того, все подступы к оборонительным сооружениям были тщательно заминированы, а также простреливались перекрестным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем. Эта поистине великая битва показала героизм и невероятное самопожертвование множества солдат и офицеров Красной армии в то время, когда до Великой Победы оставалось меньше месяца.
- 25 апреля мы зашли в Берлин, 2 мая Берлин капитулировал. Ох, как мы ликовали! Стреляли из чего только возможно, песни горланили, - вспоминает Константин Антонович. -  В этот день фронтовые 100 г водки нам заменили на 100 г спирта! Победа… Как же ждали мы ее, грезили ей. Кабы знали мы, что с капитуляцией Германии наша война не закончится… Уж и немцы пленные идут из России, а мы, победители, все служим. Я был в Саксонии в г. Бауцене, неподалеку от Дрездена, демобилизовался же только в 1950 году!
Счастье есть
Домой Константин не вернулся, остановился в деревне Завьялово, чуток не доехав до родных краев. Женился в этом же году.
- Мне, наслужившемуся досыта, уже взрослому парню, очень хотелось теплой, мирной жизни, к тому же приглянулась деревенская 20-летняя красотка Катюша. Вот так родилась наша семья.
Константин много и с азартом работал - 18 лет на хлебоприемном пункте на элеваторе, был начальником участка, потом шесть лет проработал на перевалке. Как передовику производства его даже премировали путевкой … в Африку. Екатерина Павловна, окончившая всего четыре класса сельской школы, тоже никакой работы не чуралась, ловко управлялась по хозяйству, со скотиной…
- Повезло мне с мужем, - с гордостью говорит жена Константина Антоновича. - Дом построили в свое время своими руками, детей хороших вырастили. Образование всем дали, трудиться научили. У нас две дочери с высшим образованием, сын работает лесничим здесь, другой сын чернобылец, афганец, сейчас он на пенсии. Самусьчанами стали в 1996 году, решили поближе к детям перебраться.
- Что главное в жизни? Правильный подход! - улыбается Константин Антонович. - Никогда нельзя опускать руки! Если есть голова на плечах, справишься со всеми неурядицами. Мне сестры всегда говорили: “Котька, ты у нас самый счастливый!” А что, может, и так? Шестерых детей родили с женой, теперь у нас десять внуков, пять правнуков – вон сколько счастья!
 
Ирина ЯКОВЛЕВА
Фото Анатолия КАЗАНЦЕВА